Но сейчас достаточно ее губ. Однако он позволит себе продлить наслаждение. Продлить, но не навеки же…

Медленно он оторвался от ее губ. Руки у него дрожали. Чтобы скрыть дрожь, он погрузил пальцы в ее волосы. Теперь он мог видеть ее лицо. Щеки у нее горели, что делало ее, на его взгляд, еще красивее. Разве можно хотя бы на мгновение забыть, какое стройное у нее тело, как прекрасны и правдивы глаза?!

Мерфи продолжал гладить ее волосы, слегка прищурившись, стараясь запомнить во всех деталях ее облик.

– Тогда у вас волосы были длиннее, а щеки – мокрыми от дождя…

Голос его звучал хрипловато, но был, как всегда, мелодичен.

У нее же голова шла кругом. По-настоящему кружилась. Она потерла рукою лоб.

– Что? – спросила она почти беззвучно.

– Мы встречались с вами здесь давным-давно, – тихо сказал он с едва заметной, какой-то неуверенной улыбкой. – Уже очень много времени я хотел поцеловать вас.

Он почти верил в то, что говорил. Убеждал себя, что, как ни странно, так оно и есть. Так было. В его видениях.

– Мы только-только познакомились, – слабо возразила она и догадалась: сны… Вещие сны, которые видела уже несколько раз. Она постаралась тоже выдавить улыбку. – Во всяком случае, не припоминаю, чтобы мы встречались в прошлые века.

– И все-таки это, наверное, было, – серьезно сказал он. – Достаточно, если один из нас знает об этом. – Он прикоснулся пальцами к ее щеке. Пускай она унесет сейчас с собой его легкое прикосновение. – Жду вас вечером к обеду. – Уловив что-то в выражении ее глаз, он поспешно добавил: – Надеюсь, вы не так слабодушны, чтобы не прийти из-за того, что мы с вами поцеловались.

Раздражение мелькнуло у нее на лице, он заметил это, но она не дала ему воли и, отвернувшись, чтобы собрать принадлежности для рисования, сказала:

– Я не слабодушна. Я и раньше иногда целовалась с мужчинами.

– Конечно, – весело ответил он. – Вы созданы для этого, Шаннон Бодин. Но с такими, как я, вы еще не целовались.

Он повернулся и пошел, насвистывая. Она рассмеялась, когда была уже уверена, что он не услышит ее.

Нет ничего необычного, если женщина ее возраста идет на свидание – кажется, так это называлось? – с мужчиной. И уж тем более, к чему испытывать беспокойство, волноваться?

Но Брианна хлопотала и суетилась вокруг нее, словно встревоженная мать, собирающая свое дитя на первую встречу с грядущим женихом. Шаннон не могла без улыбки смотреть на нее и слушать, как та предлагает выгладить платье или выбрать какое-нибудь из собственного гардероба; как, то и дело выходит из ее комнаты и входит снова, принося различные предметы одежды и обуви.

Каким же разочарованием явилось для Брианны видеть, как Шаннон появилась в конце концов внизу на кухне в обыкновенных, совершенно рядовых брюках и таком же простом шелковом блузоне.

К чести Брианны, это не помешало ей сказать Шаннон, что та выглядит отлично, и пожелать хорошо провести время и не беспокоиться о сроках возвращения. Если бы Грей не появился в дверях и не позвал Брианну, ее благим пожеланиям не было бы конца.

Но волнение и многословие Брианны, как ни странно, не действовали Шаннон на нервы: в ее поведении она усматривала лишь приятную сердцу почти родственную – сестринскую – заботу.

Брианна настояла, чтобы Шаннон взяла машину. Хотя путь напрямик, через поля, был совсем недолог, но мог пойти дождь, а кроме того, зачем брести в темноте с риском свалиться в какую-нибудь канаву. Ведь дорог здесь она пока еще хорошо не знает – это они с Мегги могут шастать в любое время суток даже с закрытыми глазами!

Через пару минут после того, как тронулась с места, Шаннон выехала на шоссе, зажатое между зарослями фуксии, чьи сердцевидные бутоны уже зацвели кроваво-розовым цветом.

Глядя из окна на дом Мерфи, она и не предполагала, что вблизи тот окажется настолько большим и внушительным. Три этажа, из дерева и камня, казались почти такими же древними, как земля под ними, и так же хорошо ухоженными. Аккуратные квадратные окна первого этажа обрамлены отделочными каменными плитами; кроме главного входа, виднеется крытая галерея бокового; в палисаднике перед домом множество цветов.

Из двух труб лениво курится дым, растворяясь в пока еще голубом небе. На одной из подъездных аллей стоит забрызганный грязью пикап. Невдалеке от него – на колодках – синяя легковушка, несомненно знавшая лучшие времена.

Оконные ставни фасада и двери главного входа свежевыкрашены в бледно-голубой цвет, приятно гармонирующий с каменными стенами первого этажа. На входной веранде ничего не навалено, только две плетеные качалки, приглашающие опуститься в них. Манит гостя и открытая настежь входная дверь.

Все же она постучала в дверной косяк и окликнула:

– Мерфи!

– Входите! И чувствуйте себя как дома! – Его голос доносился откуда-то сверху. – Сейчас спущусь. Я умываюсь.

Она вошла, закрыла за собой дверь. Движимая любопытством, прошла через холл, заглянула в первую комнату, дверь которой тоже была приветливо отворена.

Это гостиная, можно было догадаться сразу. Вполне опрятная, почти как у Брианны, хотя и не чувствуется женской руки.

Старая солидная мебель стоит на блестящем паркетном полу. В камине горят торфяные брикеты, и воздух наполнен их запахом, напоминающим о старых временах. На каминной полке старинные стеклянные подсвечники дополняют картину. Однако, подойдя ближе, Шаннон увидела, что это совсем новые изделия – и, несомненно вышедшие из-под рук Мегги. Но хороши, ничего не скажешь! Особенно великолепен рубиновый оттенок, каким-то чудесным образом вкрапленный в текучее, переменчивое и капризное стекло.

– Правда, кажется, можно окунуть туда руки? – раздался от дверей голос Мерфи.

Шаннон кивнула, не оборачиваясь, продолжая любоваться подсвечниками. Потом повернулась к нему.

– У нее просто дар божий, – восхищенно сказала она. – Только не говорите ей, что услышали это от меня.

Она внимательно, однако стараясь, чтобы это не было заметно, вгляделась в хозяина дома. Он не намного отличался от того Мерфи, которого она видела в поле или в деревенском пабе. Не счел нужным принарядиться, ей это понравилось, ибо говорило, по ее мнению, о том, что у этого человека есть вкус. На нем был светло-серый свитер, более темного оттенка брюки, на голове не торчала вечная шапка, и густые влажные волосы отливали угольным блеском.

«Его портрет или фотографию, – подумала она, – можно было бы с одинаковым успехом поместить на обложке сельскохозяйственного ежемесячника или какого-нибудь географического журнала».

– Блестите, как новая монета, – проговорила она, чувствуя, что нужно что-то сказать. Он ухмыльнулся.

– Вы, люди искусства, всегда знаете, как описать человека. Извините, что задержал вас.